- 0 Поддержать автора
-
Поделиться
Choroshaya
Семья:
Егор сын
Возраст: 15 лет 7 месяцев 7 дней
Учится: Еще не учимся
Choroshaya
|
Имя: Choroshaya Группа: VIP пользователь Сообщений: 2242 Регистрация: 21.10.2009 Заходил(а): 28.11.2014 |
Город: Николаев Район: Центральный |
Choroshaya
VIP пользователь
09 мая 2010 Цитата: #3353 marina76 09 мая 2010, 21:06Я пересмотрю, что осталось из информации, если что скину.
Спасибо!
Choroshaya
Семья:
Егор сын
Возраст: 15 лет 7 месяцев 7 дней
Учится: Еще не учимся
Choroshaya
|
Имя: Choroshaya Группа: VIP пользователь Сообщений: 2242 Регистрация: 21.10.2009 Заходил(а): 28.11.2014 |
Город: Николаев Район: Центральный |
Choroshaya
VIP пользователь
09 мая 2010
Стояла зима 1941 года. Немцы рвались к Москве. Стpана стояла на гpани катостpофы. Когда началась Великая Отечественная война, Патpиаpх Антиохийский Александp III обpатился с посланием к хpистианам всего миpа о молитвенной и матеpиальной помощи России. Очень немного истинных дpузей оставалось у нашей стpаны тогда. Были великие молитвенники и на Руси, такие, как иеpосхимонах Сеpафим Выpицкий.
Тысячу дней и ночей стоял он на молитве о спасении стpаны и наpода России в тяжелейшие годы, когда стpану теpзали вpаги.
Но, как и в 1612 году, Пpомыслом Божиим для изъятия воли Божией и опpеделения судьбы стpаны и наpода России был избpан дpуг и молитвенник за нее из бpатской Цеpкви - Митpополит гоp Ливанских Илия ( Антиохийский Патpиаpх ). Он знал, что значит Россия для миpа; знал, и поэтому всегда молился о спасении стpаны Российской, о пpосветлении наpода.
После обpащения Александpа III Митpополит Илия стал еще гоpячее молиться за спасение России от погибели, от нашествия вpажеского. Он pешил затвоpиться в каменнном подземелье, где не было ничего, кpоме иконы Божией Матеpи. Владыка затвоpился там, не вкушая пищи, не пил, не спал, а только, стоя на коленях, молился.Каждое утpо владыке пpиносили сводки с фpонта о убитых и о том, куда дошел вpаг. Чеpез тpое суток бдения ему явилась в огненом столпе Сама Божия Матеpь и обьявила, что избpан он для того, чтобы пеpедать опpеделение Божие для стpаны и наpода Российского. Если все, что опpеделенно, не будет выполнено, Россия погибнет. "Должны быть откpыты во всей стpане хpамы, монастыpи, духовные академии и семинаpии. Сейчас готовятся к сдаче Ленингpада, - сдавать нельзя. Пусть вынесут чудотвоpную икону Казанской Божией Матеpи и обне- сут ее кpестным ходом вокpуг гоpода, тогда ни один вpаг не ступит на святую его землю. Это избpанный гоpод. Пеpед Казанскою иконой нужно совеpшить молебен в Москве; затем она должна быть в Сталингpаде, сдавать котоpый вpагу нельзя. Казанская икона должна идти с войскаим до гpаниц России. Когда война окончится, митpополит Илия должен пpиехать в Россию и pассказать о том, как она была спасена". Владыка связался с пpедставителем Русской Цеpкви, с советским пpавительством и пеpедал им все, что было опpеделенно. И тепеpь хpаняться в аpхивах письма и телегpаммы, пеpеданные Митpополитом Илией в Москву. Сталин вызвал к себе митоpоплита Ленингpадского Алексия (Симанского), местоблюстителя патpиаpшего пpестола митpополита Сеpгия (Стpагоpодского) и обещал исполнить все, что пеpедал митpополит Илия. Все пpоизошло так как и было пpедсказано. Из Владимиpского собоpа вынесли Казанскую икону Божией Матеpи и обошли с ней кpестным ходом вокpуг Ленингpада - гоpод был спасен. После Ленингpада Казанская икона начала свое шествие по России. Да и Москва была спасена чудом. Разгpом немцев под Москвой - это истинное чудо, явленное молитвами и заступничеством Божией Матеpи. Немцы в панике бежали, гонимые ужасом, по доpоге валялась брошенная техника и никто из немецких генеpалов не мог понять, как и почему это пpоизошло.
Волоколамское шоссе было свободно и никто ничто не мешало немцам войти в Москву. Как гласит московское пpедание, Чудотвоpная икона Тихвинской Божией Матеpи из хpама Тихона в Алексеевском была обнесена самолетом вокpуг Москвы.Столица была спасена. Знаменитая Сталингpадская битва началась с молебна пеpед этой иконой, и только после этого был дан сигнал к наступлению. Икону пpивозили на самые тpудные участки фpонта, где готовились наступления. Священство служило молебны, солдат кpопили святой водой. Казалось, что пpишло вpемя славной дpевности Российской, когда были великие молитвенники на Русской земле - Божия Матеpь по их молитвам отгоняла вpагов, вселяла в них ужас. Рассказы о таких случаях во множестве зафиксиpованы. Их пpиходилось слышать от многих фpонтовиков, в том числе и невеpующих. Хочется pассказать об одном таком свидетельстве заступничества и помощи Божией Матеpи. Пpоизошло это во вpемя штуpма Кенигсбеpга в 1944 году. Вот, что pассказывает офицеp, бывший в самом центpе событий битвы за этот гоpод-кpепость: "Наши войска уже сов- сем выдохлись, а немцы были все еще сильны, потеpи были огpомны и чаша весов колебалась, мы могли там потеpьпеть стpашное поpажение. Вдpуг видим: пpиехал командующий фронтом, много офицеров, а с ними священики с иконой. Многие начали шутить: "Вот попов привезли, сейчас они нам помогут..." Но командующий быстpо пpекpатил всякие шутки, приказал всем постpоиться, снять головные убоpы. Священики отслужили молебен и пошли с иконой к пеpедовой. Мы с недоумением смотpели: куда они идут во весь pост? Их же всех пеpебьют! От немцев была такая стpельба - огненная стена! Но они спокойно шли в огонь. И вдpуг стpельба с немецкой стоpоны одновpеменно пpекpатилась, как обоpвалась. Тогда был дан сигнал - и наши войска начали общий штуpм Кенигсбеpга с суши и с моpя. Пpоизошло невеpоятное: немцы гибли тысячами и тысячами сдавались в плен! Как потом в один голос pассказывали пленные: пеpед самым pусским штуpмом "в небе появилась Мадонна", котоpая была видна всей немецкой аpмии, и у всех абсолютно отказало оpужие - они не смогли сделать ни единого выстpела..."
И еще один факт. Киев - матеpь гоpодов pусских - был освобожден нашими войсками 22 октябpя в день пpазднования Казанской иконы Божией Матеpи (по цеpковному календаpю, или 4 ноябpя гpажданского ститя). 20 000 хpамов Русской Пpавославной Цеpкви было откpыто в то вpемя. Б.М. Шапошников, цаpский генеpал, не скpывавший своих pелигиозных убеждений, часами беседовал со Сталиным и все его советы (в том числе одеть войска в стаpую фоpму цаpской аpмии с погонами) были пpиняты.
А. В.Василевский, по pекомендации Б. М. Шапошникова назначенный на смену ему начальником Генштаба, был сыном священика. Тогда же были откpыты духовные семинаpии, академии, возобновлены Тpоице-Сеpгиевы Лавpа, Киево-Печеpская Лавpа и многие монастыpи. В советской печати пpекpатилась антиpелигиозная полемика. Жуpанлы издаваемые "Союзов воинствующих безбожников", пеpестали выходить и сам союз пpекpатил свое существование без официального pоспуска. Были закpыты и некотоpые антиpелигиозные музеи. Но вот наступила, наконец, долгожданная победа! В 1947 году Сталин исполнил свое обещание и в октябpе пpигласил митpополита Илию в Россию. Он побоялся не исполнить указания Божией Матеpи, ибо все пpоpочества, пеpеданные владыкой Ливана, сбылись. Пеpед пpиездом гостя Сталин вызвал владыку Алексия, ставшего тогда уже Патpиаpхом, и спpосил: "Чем может отблагодаpить митpополита Илию Русская Цеpковь?" Святейший пpедложил подаpить митpополиту Ливанскому икону Казанской Божией Матеpи, кpест с дpагоценностями и панагию, укpашенную дpагоценными каменьями из всех областей стpаны, чтобы вся Россия участвовала в этом подаpке. По pаспоpяжению Сталина самые искусные ювелиpы изготовили панагию и кpест.
Митpополит Илия пpибыл в Москву, встpетили его тоpжественно. На цеpемонии-встpече ему пpедложили икону, кpест и панагию. Как он был pастpоган! Тогда же пpавительство нагpадило его Сталинской пpемией за помощь нашей стpане во вpемя Великой Отечественной Войны. От пpемии владыка отказался, сказав, что монаху деньги не нужны: "Пусть они пойдут на нужды вашей стpаны. Мы сами pешили пеpедать вашей стpане 200 000 доллаpов для помощи детям - сиpотам, у котоpых pодители погибли на войне,"- сказал митpополит Илия...
Тысячу дней и ночей стоял он на молитве о спасении стpаны и наpода России в тяжелейшие годы, когда стpану теpзали вpаги.
Но, как и в 1612 году, Пpомыслом Божиим для изъятия воли Божией и опpеделения судьбы стpаны и наpода России был избpан дpуг и молитвенник за нее из бpатской Цеpкви - Митpополит гоp Ливанских Илия ( Антиохийский Патpиаpх ). Он знал, что значит Россия для миpа; знал, и поэтому всегда молился о спасении стpаны Российской, о пpосветлении наpода.
После обpащения Александpа III Митpополит Илия стал еще гоpячее молиться за спасение России от погибели, от нашествия вpажеского. Он pешил затвоpиться в каменнном подземелье, где не было ничего, кpоме иконы Божией Матеpи. Владыка затвоpился там, не вкушая пищи, не пил, не спал, а только, стоя на коленях, молился.Каждое утpо владыке пpиносили сводки с фpонта о убитых и о том, куда дошел вpаг. Чеpез тpое суток бдения ему явилась в огненом столпе Сама Божия Матеpь и обьявила, что избpан он для того, чтобы пеpедать опpеделение Божие для стpаны и наpода Российского. Если все, что опpеделенно, не будет выполнено, Россия погибнет. "Должны быть откpыты во всей стpане хpамы, монастыpи, духовные академии и семинаpии. Сейчас готовятся к сдаче Ленингpада, - сдавать нельзя. Пусть вынесут чудотвоpную икону Казанской Божией Матеpи и обне- сут ее кpестным ходом вокpуг гоpода, тогда ни один вpаг не ступит на святую его землю. Это избpанный гоpод. Пеpед Казанскою иконой нужно совеpшить молебен в Москве; затем она должна быть в Сталингpаде, сдавать котоpый вpагу нельзя. Казанская икона должна идти с войскаим до гpаниц России. Когда война окончится, митpополит Илия должен пpиехать в Россию и pассказать о том, как она была спасена". Владыка связался с пpедставителем Русской Цеpкви, с советским пpавительством и пеpедал им все, что было опpеделенно. И тепеpь хpаняться в аpхивах письма и телегpаммы, пеpеданные Митpополитом Илией в Москву. Сталин вызвал к себе митоpоплита Ленингpадского Алексия (Симанского), местоблюстителя патpиаpшего пpестола митpополита Сеpгия (Стpагоpодского) и обещал исполнить все, что пеpедал митpополит Илия. Все пpоизошло так как и было пpедсказано. Из Владимиpского собоpа вынесли Казанскую икону Божией Матеpи и обошли с ней кpестным ходом вокpуг Ленингpада - гоpод был спасен. После Ленингpада Казанская икона начала свое шествие по России. Да и Москва была спасена чудом. Разгpом немцев под Москвой - это истинное чудо, явленное молитвами и заступничеством Божией Матеpи. Немцы в панике бежали, гонимые ужасом, по доpоге валялась брошенная техника и никто из немецких генеpалов не мог понять, как и почему это пpоизошло.
Волоколамское шоссе было свободно и никто ничто не мешало немцам войти в Москву. Как гласит московское пpедание, Чудотвоpная икона Тихвинской Божией Матеpи из хpама Тихона в Алексеевском была обнесена самолетом вокpуг Москвы.Столица была спасена. Знаменитая Сталингpадская битва началась с молебна пеpед этой иконой, и только после этого был дан сигнал к наступлению. Икону пpивозили на самые тpудные участки фpонта, где готовились наступления. Священство служило молебны, солдат кpопили святой водой. Казалось, что пpишло вpемя славной дpевности Российской, когда были великие молитвенники на Русской земле - Божия Матеpь по их молитвам отгоняла вpагов, вселяла в них ужас. Рассказы о таких случаях во множестве зафиксиpованы. Их пpиходилось слышать от многих фpонтовиков, в том числе и невеpующих. Хочется pассказать об одном таком свидетельстве заступничества и помощи Божией Матеpи. Пpоизошло это во вpемя штуpма Кенигсбеpга в 1944 году. Вот, что pассказывает офицеp, бывший в самом центpе событий битвы за этот гоpод-кpепость: "Наши войска уже сов- сем выдохлись, а немцы были все еще сильны, потеpи были огpомны и чаша весов колебалась, мы могли там потеpьпеть стpашное поpажение. Вдpуг видим: пpиехал командующий фронтом, много офицеров, а с ними священики с иконой. Многие начали шутить: "Вот попов привезли, сейчас они нам помогут..." Но командующий быстpо пpекpатил всякие шутки, приказал всем постpоиться, снять головные убоpы. Священики отслужили молебен и пошли с иконой к пеpедовой. Мы с недоумением смотpели: куда они идут во весь pост? Их же всех пеpебьют! От немцев была такая стpельба - огненная стена! Но они спокойно шли в огонь. И вдpуг стpельба с немецкой стоpоны одновpеменно пpекpатилась, как обоpвалась. Тогда был дан сигнал - и наши войска начали общий штуpм Кенигсбеpга с суши и с моpя. Пpоизошло невеpоятное: немцы гибли тысячами и тысячами сдавались в плен! Как потом в один голос pассказывали пленные: пеpед самым pусским штуpмом "в небе появилась Мадонна", котоpая была видна всей немецкой аpмии, и у всех абсолютно отказало оpужие - они не смогли сделать ни единого выстpела..."
И еще один факт. Киев - матеpь гоpодов pусских - был освобожден нашими войсками 22 октябpя в день пpазднования Казанской иконы Божией Матеpи (по цеpковному календаpю, или 4 ноябpя гpажданского ститя). 20 000 хpамов Русской Пpавославной Цеpкви было откpыто в то вpемя. Б.М. Шапошников, цаpский генеpал, не скpывавший своих pелигиозных убеждений, часами беседовал со Сталиным и все его советы (в том числе одеть войска в стаpую фоpму цаpской аpмии с погонами) были пpиняты.
А. В.Василевский, по pекомендации Б. М. Шапошникова назначенный на смену ему начальником Генштаба, был сыном священика. Тогда же были откpыты духовные семинаpии, академии, возобновлены Тpоице-Сеpгиевы Лавpа, Киево-Печеpская Лавpа и многие монастыpи. В советской печати пpекpатилась антиpелигиозная полемика. Жуpанлы издаваемые "Союзов воинствующих безбожников", пеpестали выходить и сам союз пpекpатил свое существование без официального pоспуска. Были закpыты и некотоpые антиpелигиозные музеи. Но вот наступила, наконец, долгожданная победа! В 1947 году Сталин исполнил свое обещание и в октябpе пpигласил митpополита Илию в Россию. Он побоялся не исполнить указания Божией Матеpи, ибо все пpоpочества, пеpеданные владыкой Ливана, сбылись. Пеpед пpиездом гостя Сталин вызвал владыку Алексия, ставшего тогда уже Патpиаpхом, и спpосил: "Чем может отблагодаpить митpополита Илию Русская Цеpковь?" Святейший пpедложил подаpить митpополиту Ливанскому икону Казанской Божией Матеpи, кpест с дpагоценностями и панагию, укpашенную дpагоценными каменьями из всех областей стpаны, чтобы вся Россия участвовала в этом подаpке. По pаспоpяжению Сталина самые искусные ювелиpы изготовили панагию и кpест.
Митpополит Илия пpибыл в Москву, встpетили его тоpжественно. На цеpемонии-встpече ему пpедложили икону, кpест и панагию. Как он был pастpоган! Тогда же пpавительство нагpадило его Сталинской пpемией за помощь нашей стpане во вpемя Великой Отечественной Войны. От пpемии владыка отказался, сказав, что монаху деньги не нужны: "Пусть они пойдут на нужды вашей стpаны. Мы сами pешили пеpедать вашей стpане 200 000 доллаpов для помощи детям - сиpотам, у котоpых pодители погибли на войне,"- сказал митpополит Илия...
Popova
Семья:
Александр сын
Возраст: 19 лет 7 месяцев 23 дня
Учится: Еще не учимся
Григорий сын
Возраст: 18 лет 1 месяц 18 дней
Учится: Еще не учимся
Владимир сын
Возраст: 14 лет 8 месяцев 28 дней
Учится: Еще не учимся
Popova
|
Имя: Popova Группа: Активный пользователь Сообщений: 406 Регистрация: 22.11.2009 Заходил(а): 04.02.2012 |
Город: Район: Центральный - Ракетное Урочище |
Popova
Активный пользователь
10 мая 2010
Я воевал за Русь Православную
Последнее интервью с протоиереем Михаилом Бойко († 2002)
С протоиереем Михаилом Бойко († 2002) я познакомился в конце 1980-х годов в Покровском монастыре г. Киева, где он служил уже 16 лет – сначала в сане диакона, а позже священника. Отец Михаил принадлежал к числу «неудобных» пастырей, продвижение которых по службе не особо было угодно атеистической власти и ее бдительным органам: сын репрессированного священника, всем сердцем преданный Церкви, совершенно бескомпромиссный в отношениях с безбожным режимом.
Студенту полтавского музыкального училища, молодому фронтовику-добровольцу Михаилу Бойко пророчили блестящую музыкальную карьеру, но он был отчислен из училища за посещение православного храма. Директор училища тогда признался Михаилу, что не может не отчислить студента, потому что у него семья, и если он не послушается указания «оттуда», то вынужден будет сам уйти с работы. (Через много лет этот директор со слезами просил у отца Михаила прощение.) Отец Михаил рассказывал, как после разговора с директором вышел из училища, перекрестился и сказал: «Да будет воля Твоя», – и поехал поступать в Киевскую духовную семинарию.
Как-то он, уже отец пятерых детей и диакон Вознесенского храма на Димеевке, между службами занимался хозяйством у своего небольшого домика, построенного собственными руками, в районе киевских Совок. Вдруг из школы в слезах прибежал младший сын Георгий (ныне протоиерей и отец семерых детей): его срамили в школе за то, что он носил нательный крестик. Отец Михаил как раз плотничал. Услышав это, диакон-фронтовик с досады вогнал топор в бревно, да так, что тот вошел лезвием по самый обух, вытер руки и спокойно сказал: «Подожди, сынок, я схожу в школу и поговорю с директором». В кабинет он зашел с конституцией СССР в руках и, указав на параграф о свободе совести, спросил: «Скажите, уважаемый, разве главный закон страны запрещает свободу вероисповеданий? Или мне нужно ехать в Москву, в Кремль, чтобы подтвердить это?». Георгия оставили в покое, но диакона Михаила Бойко до 50 лет «придерживали» – не рукополагали в сан священника. И лишь воспользовавшись тем, что у «компетентных» чиновников отпуск и они отдыхают на черноморских пляжах, правящему архиерею удалось рукоположить «неудобного» диакона во иерея. С тех пор проповедь и исповедь отца Михаила стала известна всему православному Киеву. Любовь к людям, необыкновенное сострадание чужому горю, дар старчества и духовничества привлекли к нему многие сотни прихожан. К нему ехали и из других городов. Вскоре отец Михаил стал духовником киевского духовенства, по благословению митрополита ответственным за выпуск ежегодных православных богослужебных календарей, руководителем первой воскресной школы и инициатором строительства первого после 73-летнего атеистического запустения православного храма – в 1990 году. Уже будучи тяжело больным (ему удалили почку), находясь за штатом, отец Михаил ежедневно приезжал в Покровский монастырь на исповедь, где его ждали многочисленные духовные чада. Удивительный оптимизм и жизнерадостность не покидали его до последнего дня жизни. И эта радостность, о которой мы читали в житиях Серафима Саровского и других угодников Божиих, была изливаемой Христовой любовью и благодатью, верой в бессмертие и Царствие Небесное. И часто проповеди свои отец Михаил заканчивал словами: «И тогда мы услышим слова Господа нашего Иисуса Христа: Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царствие, уготованное вам от создания мира» (Мф. 25: 34).
За год до смерти отца Михаила я трудился заместителем главного редактора православной газеты «SOS». Мой коллега и друг Валерий Майкут, потерявший работу на телевидении, устроился к нам в редакцию. Будучи тогда еще некрещеным и неверующим человеком, он все же увлекся православной тематикой, но часто спрашивал меня по-дружески: «Подскажи, Сережа, тему, уж и не знаю, о чем для вас писать». И вот однажды – дело было в Великий пост перед Пасхой и Днем победы – я направил Валерия к отцу Михаилу Бойко побеседовать с ним о его боевом прошлом. Они подружились, Валерий подготовил ряд замечательных материалов об отце Михаиле. А затем отца Михаила не стало, газету «SOS» «сократили из-за отсутствия средств», я возглавил православную газету «Кириллица», а Валерий Майкут вернулся на телевидение. А через какое-то время он звонит мне и говорит: «Я хочу принять святое крещение». Крестился он в храме в честь Входа Господня в Иерусалим памяти жертв Чернобыля – том самом, который строил отец Михаил Бойко в 1990 году и в котором был его первым настоятелем.
Последнее интервью отца Михаила Бойко, опубликованное некогда в газете «SOS», сохранилось; я и предлагаю его читателям сайта «Православие.Ру».
Сергей Герук
Стыдно – не воевать
Отечественная война была действительно и великой, и священной. А еще – она была внезапной.
Это ошеломило страну, ведь Германия считалась нашим союзником. Сталин, подавленный и растерянный, на несколько дней даже исчез из Москвы, а вернувшись, говорят в народе, принял решение, казалось бы, совершенно непредсказуемое, – открыть по всей стране храмы и монастыри, возвратить из лагерей и тюрем всех священников. И, главное, обойти Москву, Ленинград и Сталинград крестным кодом со святой иконой Казанской Божией Матери. Эти три города врагу так и не сдадут. Сам же безбожный вождь обратился к народу со словами: «Дорогие братья и сестры!» – вместо традиционно пролетарского «Уважаемые товарищи».
Михаилу Бойко было тогда всего пятнадцать, потому всеобщая мобилизация его не коснулась, а вот старшие братья ушли добровольцами на фронт. В 1944-м, когда родную Полтаву освободили, Михаил и сам последовал примеру братьев. Хотя, в общем, мог бы этого и не делать. Юноша уже прислуживал архиепископу, а, согласно новому приказу, всех служителей Церкви велено было не трогать. Поэтому первый вопрос отцу Михаилу вполне естественен.
– Почему вы, батюшка, не воспользовались своей законной бронью, когда даже из действующей армии священников уже отзывали?
– Да, действительно, тогда говорили: воевать, мол, у нас есть кому, а вот молиться – некому. Но, знаете, когда я увидел, что все мои сверстники ушли на фронт, стало как-то неприятно, даже стыдно. Я что, калека? Или, хуже того, трус?
– Отец Михаил, но ведь там, на передовой, стреляли. Жертвы уже исчислялись миллионами. А вы такой молодой, и вся жизнь впереди. Неужто не страшно было идти под пули?
– Абсолютно не страшно. Тем более что отец – а он был священником – меня на это благословил. Дело-то святое. Пришел я в военкомат, доложил. Там обрадовались: «Очень хорошо, – говорят, – будешь минометчиком». Собрали нас и отправили в Донецкую область. Учить воевать. Но миномет не дали, зато приставили к… молотилкам: надо было для начала помочь колхозникам собрать урожай. А жарища стояла страшная, пыль столбом, грохот… Тоже, знаете ли, фронт, только трудовой. Ну, как обычно у нас, «битва за урожай».
В воскресенье дали выходной. А я заметил, что в соседнем селе храм есть. Раненько встал и побежал туда. И знаете, только вошел под его своды, сразу даже и не понял, где нахожусь: то ли на небе, то ли на земле. Такая радость снизошла необыкновенная! Хотя, казалось бы, пустая сельская церковь, батюшка-старичок, две бабки невпопад голосят на клиросе. А чувство – божественное. Я и не заметил, когда служба кончилась. Очнулся: на земле стою, а передо мной целая лужа слез. Батюшка увидел, что солдат плачет, подошел, на завтрак пригласил. Я и остался там до вечера.
А потом повезли нас на фронт. Как сообщили об этом, мы все в один голос: «Ура!».
– Это был такой прилив патриотизма?
– Все значительно проще: кормили нас ужасно. На первое блюдо – жидкие щи, на второе – густые щи. Правда, мне, пережившему голодомор, было не привыкать. Так вот, когда привезли нас в штаб армии, у ребят враз оптимизма поубавилось. Артиллерийскую канонаду услышали. Сразу фантазия заработала, жуткие картины начала рисовать. Многие принялись тут же запасное белье на водку менять: на смерть ведь идем. А тут и «покупатели» с передовой пожаловали, и среди них капитан. Крепкий такой, видный, настоящий сибиряк: жесты уверенные, речь с матерком. Ух, думаю, такого парня, поди, и пуля не берет; вот бы взял меня к себе. Но мы-то минометчики, а он – автоматчик. Не взял.
Но Бог дал мне увидеть этого капитана перед смертью. Прошили его четыре пулеметные пули. Я как раз в санбате был с легким ранением и помогал его на операционный стол укладывать. Его сухие губы еле слышно шептали: «Господи, Господи, Господи…». С этим словом он и отошел.
Автограф на Рейхстаге
– Отец Михаил, я знаю, что фронтовики не особо охотно рассказывают о своих ранениях и контузиях, но коль скоро мы затронули эту тему, то, извините, миловал ли Господь вас от кровавых отметин войны?
– Ну что же это за война без санбата! Было у меня несколько ранений, но, как говорится, случается и хуже. Мы как раз отбивали немецкую атаку под городом Фюрсенвальде. Почувствовал удар в щеку, но не придал этому значения. Операция закончилась, прозвучала команда «отбой», все поднялись – а я весь в крови. Отвезли меня временно в какой-то сарайчик, подальше от линии фронта. Лежу себе, приятно так стало, как будто на Пасху. Вокруг все гремит, а мне кажется, что это колокола звонят. Думаю, неужели так сладостно умирать?..
А потом вдруг стало обидно. Мы же Шпрее форсировали. Считай, вот он, Берлин, а я в бинтах этих прохлаждаюсь. Как же это так – быть на фронте и Берлина не увидеть? Немножко возроптал я на Бога, но потом раскаялся. Отлежался в этом сарайчике и думаю: пока меня в санчасть отвезут, пройдусь-ка я на передовую, товарищей своих проведаю. Иду и вдруг вижу: навстречу мне повозка несется, а в ней трое моих товарищей. Качаются, орут не своими голосами, глаза закатывают, меня не узнают.
Оказалось, что после боя нашли они спирт немецкий, а он был отравленным.
– Получается, что если бы вас не ранило, быть вам в этой повозке четвертым?
– Конечно! Мы же голодные были, а кухню привозили только после боя. Так что поблагодарил я Бога за то, что меня сохранил. И Берлин я увидел. Ранило-то меня 24 апреля, а Берлин пал 2 мая. Рана оказалась не слишком тяжелая, и вскоре повезли нас в «логово зверя». Как бы на экскурсию. Прошелся под Бранденбургскими воротами и даже на Рейхстаге расписался. На одной из колонн. Так и написал: «Бойко. Полтава». Хотел и на парад Победы в Москву попасть, да одного сантиметра не хватило.
– Это как? Образно говоря?
– Почему же образно? Сантиметр он и есть сантиметр. Тут вообще целая история. Когда оказался на фронте, был самым маленьким в строю. Всего метр шестьдесят два, а под конец войны, считай за год, вдруг вымахал до метра семьдесят девять. Но все равно до парада Победы не дорос: чтобы пройтись по Красной площади, надо было иметь метр восемьдесят. Не повезло: в Берлине был, а до Москвы чуть-чуть «не дотянул».
Время наград
– Награды войны. Для многих фронтовиков это все, что им осталось для воспоминаний. Что вы, отец Михаил, вспоминаете, глядя на свои боевые ордена и медали?
– Ну, скажем, все то же свое ранение за шестнадцать дней до победы. После всего случившегося на передовую прибыл командир батальона, а мой командир ему и докладывает, что, мол, такой-то остался на поле боя, несмотря на ранение. Комбат пожал мне руку и сказал: «Наградим вас орденом солдатской славы». Я, конечно, в ответ: «Служу Советскому Союзу!».
И вот пришло время наград. Я стою в строю грудью вперед. Фамилия «Бойко» вторая, так что ждать не долго. И вот «А» прошла, «Б» прошла, «Г», «Д»… Что такое? Думаю, может, буду дальше, в каком-то особом списке. Не дождался.
– В чем же причина?
– А причина была одна: я человек верующий.
– И об этом знали?
– Конечно. Еще в боях на Висле меня вызвали в штаб полка и предложили поехать на курсы лейтенантов. Я, естественно, поблагодарил за доверие, а сам думаю: как же от всего этого избавиться? Впрочем, вот и избавление: анкету ведь надо заполнить! А там графы разные. Почему не комсомолец, почему не коммунист? Ах, верующий, псаломщиком был. Очень хорошо, мы вызовем вас в другой раз… А я думаю: как же, вызовете!
– И все же, дорогой отец Михаил, не обидно ли, столько выстрадав, не получить ничего?
Отец Михаил загадочно улыбнулся и, обращаясь куда-то вглубь квартиры, воскликнул; «Ируся, а покажи-ка мой пиджак, пожалуйста!». И девушка, одна из тридцати внучек и внуков батюшки, внесла в комнату звенящий от золота боевых наград пиджак.
– Через год после войны совершенно случайно встретился я со своим командиром роты. Обнялись, поцеловались. «А где твои ордена?» – спрашивает. «Да нет их, – говорю, – я же как бы не воевал…». В общем, он пошел куда следует, кулаком стукнул, «нажал» – и в результате через год после войны я получил все свои награды.
Исповедь
Рассматриваем фронтовой фотоальбом отца Михаила. Молодые красивые лица его боевых друзей. И сам он, статный и везде улыбающийся. Вдруг среди тускловатых снимков промелькнула газетная вырезка, а на ней фронтовая фотография: в разрушенном зале над роялем, неизвестно как уцелевшем, склонился солдат.
– Эта вырезка напомнила мне меня самого. Иногда даже кажется, что за этим роялем я и есть.
Помню, наша часть стояла в резерве, и мы зашли в один немецкий дом. Все там было вверх дном, а в углу стояло пианино. Совершенно целехонькое. А я ведь человек музыкальный, практически на всех инструментах играю. Сел я за него и сыграл. «Покаяние» Веделя. Было так странно: война, смерть – и эта божественная музыка в чужой стране.
Тогда я сказал себе: «Господи, я не прошу у Тебя ничего. Не прошу, чтобы меня не ранило, не прошу, чтобы меня не убило. А прошу единственное: дай мне быть с Тобой! Или здесь, на земле, или там, на небе. Как Ты хочешь».
Я понял, что тело зависит от Бога, а душа еще и от меня. Поэтому стремиться надо, всеми силами стремиться, чтобы душа моя была не подлая. Чтобы в сражении со злом она победила.
Нет, я не за Сталина воевал. Я воевал за Русь Православную.
С протоиереем Михаилом Бойко
беседовал Валерий Майкут
23 / 02 / 2009
Последнее интервью с протоиереем Михаилом Бойко († 2002)
С протоиереем Михаилом Бойко († 2002) я познакомился в конце 1980-х годов в Покровском монастыре г. Киева, где он служил уже 16 лет – сначала в сане диакона, а позже священника. Отец Михаил принадлежал к числу «неудобных» пастырей, продвижение которых по службе не особо было угодно атеистической власти и ее бдительным органам: сын репрессированного священника, всем сердцем преданный Церкви, совершенно бескомпромиссный в отношениях с безбожным режимом.
Студенту полтавского музыкального училища, молодому фронтовику-добровольцу Михаилу Бойко пророчили блестящую музыкальную карьеру, но он был отчислен из училища за посещение православного храма. Директор училища тогда признался Михаилу, что не может не отчислить студента, потому что у него семья, и если он не послушается указания «оттуда», то вынужден будет сам уйти с работы. (Через много лет этот директор со слезами просил у отца Михаила прощение.) Отец Михаил рассказывал, как после разговора с директором вышел из училища, перекрестился и сказал: «Да будет воля Твоя», – и поехал поступать в Киевскую духовную семинарию.
Как-то он, уже отец пятерых детей и диакон Вознесенского храма на Димеевке, между службами занимался хозяйством у своего небольшого домика, построенного собственными руками, в районе киевских Совок. Вдруг из школы в слезах прибежал младший сын Георгий (ныне протоиерей и отец семерых детей): его срамили в школе за то, что он носил нательный крестик. Отец Михаил как раз плотничал. Услышав это, диакон-фронтовик с досады вогнал топор в бревно, да так, что тот вошел лезвием по самый обух, вытер руки и спокойно сказал: «Подожди, сынок, я схожу в школу и поговорю с директором». В кабинет он зашел с конституцией СССР в руках и, указав на параграф о свободе совести, спросил: «Скажите, уважаемый, разве главный закон страны запрещает свободу вероисповеданий? Или мне нужно ехать в Москву, в Кремль, чтобы подтвердить это?». Георгия оставили в покое, но диакона Михаила Бойко до 50 лет «придерживали» – не рукополагали в сан священника. И лишь воспользовавшись тем, что у «компетентных» чиновников отпуск и они отдыхают на черноморских пляжах, правящему архиерею удалось рукоположить «неудобного» диакона во иерея. С тех пор проповедь и исповедь отца Михаила стала известна всему православному Киеву. Любовь к людям, необыкновенное сострадание чужому горю, дар старчества и духовничества привлекли к нему многие сотни прихожан. К нему ехали и из других городов. Вскоре отец Михаил стал духовником киевского духовенства, по благословению митрополита ответственным за выпуск ежегодных православных богослужебных календарей, руководителем первой воскресной школы и инициатором строительства первого после 73-летнего атеистического запустения православного храма – в 1990 году. Уже будучи тяжело больным (ему удалили почку), находясь за штатом, отец Михаил ежедневно приезжал в Покровский монастырь на исповедь, где его ждали многочисленные духовные чада. Удивительный оптимизм и жизнерадостность не покидали его до последнего дня жизни. И эта радостность, о которой мы читали в житиях Серафима Саровского и других угодников Божиих, была изливаемой Христовой любовью и благодатью, верой в бессмертие и Царствие Небесное. И часто проповеди свои отец Михаил заканчивал словами: «И тогда мы услышим слова Господа нашего Иисуса Христа: Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царствие, уготованное вам от создания мира» (Мф. 25: 34).
За год до смерти отца Михаила я трудился заместителем главного редактора православной газеты «SOS». Мой коллега и друг Валерий Майкут, потерявший работу на телевидении, устроился к нам в редакцию. Будучи тогда еще некрещеным и неверующим человеком, он все же увлекся православной тематикой, но часто спрашивал меня по-дружески: «Подскажи, Сережа, тему, уж и не знаю, о чем для вас писать». И вот однажды – дело было в Великий пост перед Пасхой и Днем победы – я направил Валерия к отцу Михаилу Бойко побеседовать с ним о его боевом прошлом. Они подружились, Валерий подготовил ряд замечательных материалов об отце Михаиле. А затем отца Михаила не стало, газету «SOS» «сократили из-за отсутствия средств», я возглавил православную газету «Кириллица», а Валерий Майкут вернулся на телевидение. А через какое-то время он звонит мне и говорит: «Я хочу принять святое крещение». Крестился он в храме в честь Входа Господня в Иерусалим памяти жертв Чернобыля – том самом, который строил отец Михаил Бойко в 1990 году и в котором был его первым настоятелем.
Последнее интервью отца Михаила Бойко, опубликованное некогда в газете «SOS», сохранилось; я и предлагаю его читателям сайта «Православие.Ру».
Сергей Герук
Стыдно – не воевать
Отечественная война была действительно и великой, и священной. А еще – она была внезапной.
Это ошеломило страну, ведь Германия считалась нашим союзником. Сталин, подавленный и растерянный, на несколько дней даже исчез из Москвы, а вернувшись, говорят в народе, принял решение, казалось бы, совершенно непредсказуемое, – открыть по всей стране храмы и монастыри, возвратить из лагерей и тюрем всех священников. И, главное, обойти Москву, Ленинград и Сталинград крестным кодом со святой иконой Казанской Божией Матери. Эти три города врагу так и не сдадут. Сам же безбожный вождь обратился к народу со словами: «Дорогие братья и сестры!» – вместо традиционно пролетарского «Уважаемые товарищи».
Михаилу Бойко было тогда всего пятнадцать, потому всеобщая мобилизация его не коснулась, а вот старшие братья ушли добровольцами на фронт. В 1944-м, когда родную Полтаву освободили, Михаил и сам последовал примеру братьев. Хотя, в общем, мог бы этого и не делать. Юноша уже прислуживал архиепископу, а, согласно новому приказу, всех служителей Церкви велено было не трогать. Поэтому первый вопрос отцу Михаилу вполне естественен.
– Почему вы, батюшка, не воспользовались своей законной бронью, когда даже из действующей армии священников уже отзывали?
– Да, действительно, тогда говорили: воевать, мол, у нас есть кому, а вот молиться – некому. Но, знаете, когда я увидел, что все мои сверстники ушли на фронт, стало как-то неприятно, даже стыдно. Я что, калека? Или, хуже того, трус?
– Отец Михаил, но ведь там, на передовой, стреляли. Жертвы уже исчислялись миллионами. А вы такой молодой, и вся жизнь впереди. Неужто не страшно было идти под пули?
– Абсолютно не страшно. Тем более что отец – а он был священником – меня на это благословил. Дело-то святое. Пришел я в военкомат, доложил. Там обрадовались: «Очень хорошо, – говорят, – будешь минометчиком». Собрали нас и отправили в Донецкую область. Учить воевать. Но миномет не дали, зато приставили к… молотилкам: надо было для начала помочь колхозникам собрать урожай. А жарища стояла страшная, пыль столбом, грохот… Тоже, знаете ли, фронт, только трудовой. Ну, как обычно у нас, «битва за урожай».
В воскресенье дали выходной. А я заметил, что в соседнем селе храм есть. Раненько встал и побежал туда. И знаете, только вошел под его своды, сразу даже и не понял, где нахожусь: то ли на небе, то ли на земле. Такая радость снизошла необыкновенная! Хотя, казалось бы, пустая сельская церковь, батюшка-старичок, две бабки невпопад голосят на клиросе. А чувство – божественное. Я и не заметил, когда служба кончилась. Очнулся: на земле стою, а передо мной целая лужа слез. Батюшка увидел, что солдат плачет, подошел, на завтрак пригласил. Я и остался там до вечера.
А потом повезли нас на фронт. Как сообщили об этом, мы все в один голос: «Ура!».
– Это был такой прилив патриотизма?
– Все значительно проще: кормили нас ужасно. На первое блюдо – жидкие щи, на второе – густые щи. Правда, мне, пережившему голодомор, было не привыкать. Так вот, когда привезли нас в штаб армии, у ребят враз оптимизма поубавилось. Артиллерийскую канонаду услышали. Сразу фантазия заработала, жуткие картины начала рисовать. Многие принялись тут же запасное белье на водку менять: на смерть ведь идем. А тут и «покупатели» с передовой пожаловали, и среди них капитан. Крепкий такой, видный, настоящий сибиряк: жесты уверенные, речь с матерком. Ух, думаю, такого парня, поди, и пуля не берет; вот бы взял меня к себе. Но мы-то минометчики, а он – автоматчик. Не взял.
Но Бог дал мне увидеть этого капитана перед смертью. Прошили его четыре пулеметные пули. Я как раз в санбате был с легким ранением и помогал его на операционный стол укладывать. Его сухие губы еле слышно шептали: «Господи, Господи, Господи…». С этим словом он и отошел.
Автограф на Рейхстаге
– Отец Михаил, я знаю, что фронтовики не особо охотно рассказывают о своих ранениях и контузиях, но коль скоро мы затронули эту тему, то, извините, миловал ли Господь вас от кровавых отметин войны?
– Ну что же это за война без санбата! Было у меня несколько ранений, но, как говорится, случается и хуже. Мы как раз отбивали немецкую атаку под городом Фюрсенвальде. Почувствовал удар в щеку, но не придал этому значения. Операция закончилась, прозвучала команда «отбой», все поднялись – а я весь в крови. Отвезли меня временно в какой-то сарайчик, подальше от линии фронта. Лежу себе, приятно так стало, как будто на Пасху. Вокруг все гремит, а мне кажется, что это колокола звонят. Думаю, неужели так сладостно умирать?..
А потом вдруг стало обидно. Мы же Шпрее форсировали. Считай, вот он, Берлин, а я в бинтах этих прохлаждаюсь. Как же это так – быть на фронте и Берлина не увидеть? Немножко возроптал я на Бога, но потом раскаялся. Отлежался в этом сарайчике и думаю: пока меня в санчасть отвезут, пройдусь-ка я на передовую, товарищей своих проведаю. Иду и вдруг вижу: навстречу мне повозка несется, а в ней трое моих товарищей. Качаются, орут не своими голосами, глаза закатывают, меня не узнают.
Оказалось, что после боя нашли они спирт немецкий, а он был отравленным.
– Получается, что если бы вас не ранило, быть вам в этой повозке четвертым?
– Конечно! Мы же голодные были, а кухню привозили только после боя. Так что поблагодарил я Бога за то, что меня сохранил. И Берлин я увидел. Ранило-то меня 24 апреля, а Берлин пал 2 мая. Рана оказалась не слишком тяжелая, и вскоре повезли нас в «логово зверя». Как бы на экскурсию. Прошелся под Бранденбургскими воротами и даже на Рейхстаге расписался. На одной из колонн. Так и написал: «Бойко. Полтава». Хотел и на парад Победы в Москву попасть, да одного сантиметра не хватило.
– Это как? Образно говоря?
– Почему же образно? Сантиметр он и есть сантиметр. Тут вообще целая история. Когда оказался на фронте, был самым маленьким в строю. Всего метр шестьдесят два, а под конец войны, считай за год, вдруг вымахал до метра семьдесят девять. Но все равно до парада Победы не дорос: чтобы пройтись по Красной площади, надо было иметь метр восемьдесят. Не повезло: в Берлине был, а до Москвы чуть-чуть «не дотянул».
Время наград
– Награды войны. Для многих фронтовиков это все, что им осталось для воспоминаний. Что вы, отец Михаил, вспоминаете, глядя на свои боевые ордена и медали?
– Ну, скажем, все то же свое ранение за шестнадцать дней до победы. После всего случившегося на передовую прибыл командир батальона, а мой командир ему и докладывает, что, мол, такой-то остался на поле боя, несмотря на ранение. Комбат пожал мне руку и сказал: «Наградим вас орденом солдатской славы». Я, конечно, в ответ: «Служу Советскому Союзу!».
И вот пришло время наград. Я стою в строю грудью вперед. Фамилия «Бойко» вторая, так что ждать не долго. И вот «А» прошла, «Б» прошла, «Г», «Д»… Что такое? Думаю, может, буду дальше, в каком-то особом списке. Не дождался.
– В чем же причина?
– А причина была одна: я человек верующий.
– И об этом знали?
– Конечно. Еще в боях на Висле меня вызвали в штаб полка и предложили поехать на курсы лейтенантов. Я, естественно, поблагодарил за доверие, а сам думаю: как же от всего этого избавиться? Впрочем, вот и избавление: анкету ведь надо заполнить! А там графы разные. Почему не комсомолец, почему не коммунист? Ах, верующий, псаломщиком был. Очень хорошо, мы вызовем вас в другой раз… А я думаю: как же, вызовете!
– И все же, дорогой отец Михаил, не обидно ли, столько выстрадав, не получить ничего?
Отец Михаил загадочно улыбнулся и, обращаясь куда-то вглубь квартиры, воскликнул; «Ируся, а покажи-ка мой пиджак, пожалуйста!». И девушка, одна из тридцати внучек и внуков батюшки, внесла в комнату звенящий от золота боевых наград пиджак.
– Через год после войны совершенно случайно встретился я со своим командиром роты. Обнялись, поцеловались. «А где твои ордена?» – спрашивает. «Да нет их, – говорю, – я же как бы не воевал…». В общем, он пошел куда следует, кулаком стукнул, «нажал» – и в результате через год после войны я получил все свои награды.
Исповедь
Рассматриваем фронтовой фотоальбом отца Михаила. Молодые красивые лица его боевых друзей. И сам он, статный и везде улыбающийся. Вдруг среди тускловатых снимков промелькнула газетная вырезка, а на ней фронтовая фотография: в разрушенном зале над роялем, неизвестно как уцелевшем, склонился солдат.
– Эта вырезка напомнила мне меня самого. Иногда даже кажется, что за этим роялем я и есть.
Помню, наша часть стояла в резерве, и мы зашли в один немецкий дом. Все там было вверх дном, а в углу стояло пианино. Совершенно целехонькое. А я ведь человек музыкальный, практически на всех инструментах играю. Сел я за него и сыграл. «Покаяние» Веделя. Было так странно: война, смерть – и эта божественная музыка в чужой стране.
Тогда я сказал себе: «Господи, я не прошу у Тебя ничего. Не прошу, чтобы меня не ранило, не прошу, чтобы меня не убило. А прошу единственное: дай мне быть с Тобой! Или здесь, на земле, или там, на небе. Как Ты хочешь».
Я понял, что тело зависит от Бога, а душа еще и от меня. Поэтому стремиться надо, всеми силами стремиться, чтобы душа моя была не подлая. Чтобы в сражении со злом она победила.
Нет, я не за Сталина воевал. Я воевал за Русь Православную.
С протоиереем Михаилом Бойко
беседовал Валерий Майкут
23 / 02 / 2009
Choroshaya
Семья:
Егор сын
Возраст: 15 лет 7 месяцев 7 дней
Учится: Еще не учимся
Choroshaya
|
Имя: Choroshaya Группа: VIP пользователь Сообщений: 2242 Регистрация: 21.10.2009 Заходил(а): 28.11.2014 |
Город: Николаев Район: Центральный |
Choroshaya
VIP пользователь
10 мая 2010 Цитата: #3353 Popova 10 мая 2010, 11:04Я воевал за Русь Православную
Последнее интервью с протоиереем Михаилом Бойко († 2002)
С протоиереем Михаилом Бойко († 2002) я познакомился в конце 1980-х годов в Покровском монастыре г. Киева, где он служил уже 16 лет – сначала в сане диакона, а позже священника. Отец Михаил принадлежал к числу «неудобных» пастырей, продвижение которых по службе не особо было угодно атеистической власти и ее бдительным органам: сын репрессированного священника, всем сердцем преданный Церкви, совершенно бескомпромиссный в отношениях с безбожным режимом.
Студенту полтавского музыкального училища, молодому фронтовику-добровольцу Михаилу Бойко пророчили блестящую музыкальную карьеру, но он был отчислен из училища за посещение православного храма. Директор училища тогда признался Михаилу, что не может не отчислить студента, потому что у него семья, и если он не послушается указания «оттуда», то вынужден будет сам уйти с работы. (Через много лет этот директор со слезами просил у отца Михаила прощение.) Отец Михаил рассказывал, как после разговора с директором вышел из училища, перекрестился и сказал: «Да будет воля Твоя», – и поехал поступать в Киевскую духовную семинарию.
Как-то он, уже отец пятерых детей и диакон Вознесенского храма на Димеевке, между службами занимался хозяйством у своего небольшого домика, построенного собственными руками, в районе киевских Совок. Вдруг из школы в слезах прибежал младший сын Георгий (ныне протоиерей и отец семерых детей): его срамили в школе за то, что он носил нательный крестик. Отец Михаил как раз плотничал. Услышав это, диакон-фронтовик с досады вогнал топор в бревно, да так, что тот вошел лезвием по самый обух, вытер руки и спокойно сказал: «Подожди, сынок, я схожу в школу и поговорю с директором». В кабинет он зашел с конституцией СССР в руках и, указав на параграф о свободе совести, спросил: «Скажите, уважаемый, разве главный закон страны запрещает свободу вероисповеданий? Или мне нужно ехать в Москву, в Кремль, чтобы подтвердить это?». Георгия оставили в покое, но диакона Михаила Бойко до 50 лет «придерживали» – не рукополагали в сан священника. И лишь воспользовавшись тем, что у «компетентных» чиновников отпуск и они отдыхают на черноморских пляжах, правящему архиерею удалось рукоположить «неудобного» диакона во иерея. С тех пор проповедь и исповедь отца Михаила стала известна всему православному Киеву. Любовь к людям, необыкновенное сострадание чужому горю, дар старчества и духовничества привлекли к нему многие сотни прихожан. К нему ехали и из других городов. Вскоре отец Михаил стал духовником киевского духовенства, по благословению митрополита ответственным за выпуск ежегодных православных богослужебных календарей, руководителем первой воскресной школы и инициатором строительства первого после 73-летнего атеистического запустения православного храма – в 1990 году. Уже будучи тяжело больным (ему удалили почку), находясь за штатом, отец Михаил ежедневно приезжал в Покровский монастырь на исповедь, где его ждали многочисленные духовные чада. Удивительный оптимизм и жизнерадостность не покидали его до последнего дня жизни. И эта радостность, о которой мы читали в житиях Серафима Саровского и других угодников Божиих, была изливаемой Христовой любовью и благодатью, верой в бессмертие и Царствие Небесное. И часто проповеди свои отец Михаил заканчивал словами: «И тогда мы услышим слова Господа нашего Иисуса Христа: Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царствие, уготованное вам от создания мира» (Мф. 25: 34).
За год до смерти отца Михаила я трудился заместителем главного редактора православной газеты «SOS». Мой коллега и друг Валерий Майкут, потерявший работу на телевидении, устроился к нам в редакцию. Будучи тогда еще некрещеным и неверующим человеком, он все же увлекся православной тематикой, но часто спрашивал меня по-дружески: «Подскажи, Сережа, тему, уж и не знаю, о чем для вас писать». И вот однажды – дело было в Великий пост перед Пасхой и Днем победы – я направил Валерия к отцу Михаилу Бойко побеседовать с ним о его боевом прошлом. Они подружились, Валерий подготовил ряд замечательных материалов об отце Михаиле. А затем отца Михаила не стало, газету «SOS» «сократили из-за отсутствия средств», я возглавил православную газету «Кириллица», а Валерий Майкут вернулся на телевидение. А через какое-то время он звонит мне и говорит: «Я хочу принять святое крещение». Крестился он в храме в честь Входа Господня в Иерусалим памяти жертв Чернобыля – том самом, который строил отец Михаил Бойко в 1990 году и в котором был его первым настоятелем.
Последнее интервью отца Михаила Бойко, опубликованное некогда в газете «SOS», сохранилось; я и предлагаю его читателям сайта «Православие.Ру».
Сергей Герук
Стыдно – не воевать
Отечественная война была действительно и великой, и священной. А еще – она была внезапной.
Это ошеломило страну, ведь Германия считалась нашим союзником. Сталин, подавленный и растерянный, на несколько дней даже исчез из Москвы, а вернувшись, говорят в народе, принял решение, казалось бы, совершенно непредсказуемое, – открыть по всей стране храмы и монастыри, возвратить из лагерей и тюрем всех священников. И, главное, обойти Москву, Ленинград и Сталинград крестным кодом со святой иконой Казанской Божией Матери. Эти три города врагу так и не сдадут. Сам же безбожный вождь обратился к народу со словами: «Дорогие братья и сестры!» – вместо традиционно пролетарского «Уважаемые товарищи».
Михаилу Бойко было тогда всего пятнадцать, потому всеобщая мобилизация его не коснулась, а вот старшие братья ушли добровольцами на фронт. В 1944-м, когда родную Полтаву освободили, Михаил и сам последовал примеру братьев. Хотя, в общем, мог бы этого и не делать. Юноша уже прислуживал архиепископу, а, согласно новому приказу, всех служителей Церкви велено было не трогать. Поэтому первый вопрос отцу Михаилу вполне естественен.
– Почему вы, батюшка, не воспользовались своей законной бронью, когда даже из действующей армии священников уже отзывали?
– Да, действительно, тогда говорили: воевать, мол, у нас есть кому, а вот молиться – некому. Но, знаете, когда я увидел, что все мои сверстники ушли на фронт, стало как-то неприятно, даже стыдно. Я что, калека? Или, хуже того, трус?
– Отец Михаил, но ведь там, на передовой, стреляли. Жертвы уже исчислялись миллионами. А вы такой молодой, и вся жизнь впереди. Неужто не страшно было идти под пули?
– Абсолютно не страшно. Тем более что отец – а он был священником – меня на это благословил. Дело-то святое. Пришел я в военкомат, доложил. Там обрадовались: «Очень хорошо, – говорят, – будешь минометчиком». Собрали нас и отправили в Донецкую область. Учить воевать. Но миномет не дали, зато приставили к… молотилкам: надо было для начала помочь колхозникам собрать урожай. А жарища стояла страшная, пыль столбом, грохот… Тоже, знаете ли, фронт, только трудовой. Ну, как обычно у нас, «битва за урожай».
В воскресенье дали выходной. А я заметил, что в соседнем селе храм есть. Раненько встал и побежал туда. И знаете, только вошел под его своды, сразу даже и не понял, где нахожусь: то ли на небе, то ли на земле. Такая радость снизошла необыкновенная! Хотя, казалось бы, пустая сельская церковь, батюшка-старичок, две бабки невпопад голосят на клиросе. А чувство – божественное. Я и не заметил, когда служба кончилась. Очнулся: на земле стою, а передо мной целая лужа слез. Батюшка увидел, что солдат плачет, подошел, на завтрак пригласил. Я и остался там до вечера.
А потом повезли нас на фронт. Как сообщили об этом, мы все в один голос: «Ура!».
– Это был такой прилив патриотизма?
– Все значительно проще: кормили нас ужасно. На первое блюдо – жидкие щи, на второе – густые щи. Правда, мне, пережившему голодомор, было не привыкать. Так вот, когда привезли нас в штаб армии, у ребят враз оптимизма поубавилось. Артиллерийскую канонаду услышали. Сразу фантазия заработала, жуткие картины начала рисовать. Многие принялись тут же запасное белье на водку менять: на смерть ведь идем. А тут и «покупатели» с передовой пожаловали, и среди них капитан. Крепкий такой, видный, настоящий сибиряк: жесты уверенные, речь с матерком. Ух, думаю, такого парня, поди, и пуля не берет; вот бы взял меня к себе. Но мы-то минометчики, а он – автоматчик. Не взял.
Но Бог дал мне увидеть этого капитана перед смертью. Прошили его четыре пулеметные пули. Я как раз в санбате был с легким ранением и помогал его на операционный стол укладывать. Его сухие губы еле слышно шептали: «Господи, Господи, Господи…». С этим словом он и отошел.
Автограф на Рейхстаге
– Отец Михаил, я знаю, что фронтовики не особо охотно рассказывают о своих ранениях и контузиях, но коль скоро мы затронули эту тему, то, извините, миловал ли Господь вас от кровавых отметин войны?
– Ну что же это за война без санбата! Было у меня несколько ранений, но, как говорится, случается и хуже. Мы как раз отбивали немецкую атаку под городом Фюрсенвальде. Почувствовал удар в щеку, но не придал этому значения. Операция закончилась, прозвучала команда «отбой», все поднялись – а я весь в крови. Отвезли меня временно в какой-то сарайчик, подальше от линии фронта. Лежу себе, приятно так стало, как будто на Пасху. Вокруг все гремит, а мне кажется, что это колокола звонят. Думаю, неужели так сладостно умирать?..
А потом вдруг стало обидно. Мы же Шпрее форсировали. Считай, вот он, Берлин, а я в бинтах этих прохлаждаюсь. Как же это так – быть на фронте и Берлина не увидеть? Немножко возроптал я на Бога, но потом раскаялся. Отлежался в этом сарайчике и думаю: пока меня в санчасть отвезут, пройдусь-ка я на передовую, товарищей своих проведаю. Иду и вдруг вижу: навстречу мне повозка несется, а в ней трое моих товарищей. Качаются, орут не своими голосами, глаза закатывают, меня не узнают.
Оказалось, что после боя нашли они спирт немецкий, а он был отравленным.
– Получается, что если бы вас не ранило, быть вам в этой повозке четвертым?
– Конечно! Мы же голодные были, а кухню привозили только после боя. Так что поблагодарил я Бога за то, что меня сохранил. И Берлин я увидел. Ранило-то меня 24 апреля, а Берлин пал 2 мая. Рана оказалась не слишком тяжелая, и вскоре повезли нас в «логово зверя». Как бы на экскурсию. Прошелся под Бранденбургскими воротами и даже на Рейхстаге расписался. На одной из колонн. Так и написал: «Бойко. Полтава». Хотел и на парад Победы в Москву попасть, да одного сантиметра не хватило.
– Это как? Образно говоря?
– Почему же образно? Сантиметр он и есть сантиметр. Тут вообще целая история. Когда оказался на фронте, был самым маленьким в строю. Всего метр шестьдесят два, а под конец войны, считай за год, вдруг вымахал до метра семьдесят девять. Но все равно до парада Победы не дорос: чтобы пройтись по Красной площади, надо было иметь метр восемьдесят. Не повезло: в Берлине был, а до Москвы чуть-чуть «не дотянул».
Время наград
– Награды войны. Для многих фронтовиков это все, что им осталось для воспоминаний. Что вы, отец Михаил, вспоминаете, глядя на свои боевые ордена и медали?
– Ну, скажем, все то же свое ранение за шестнадцать дней до победы. После всего случившегося на передовую прибыл командир батальона, а мой командир ему и докладывает, что, мол, такой-то остался на поле боя, несмотря на ранение. Комбат пожал мне руку и сказал: «Наградим вас орденом солдатской славы». Я, конечно, в ответ: «Служу Советскому Союзу!».
И вот пришло время наград. Я стою в строю грудью вперед. Фамилия «Бойко» вторая, так что ждать не долго. И вот «А» прошла, «Б» прошла, «Г», «Д»… Что такое? Думаю, может, буду дальше, в каком-то особом списке. Не дождался.
– В чем же причина?
– А причина была одна: я человек верующий.
– И об этом знали?
– Конечно. Еще в боях на Висле меня вызвали в штаб полка и предложили поехать на курсы лейтенантов. Я, естественно, поблагодарил за доверие, а сам думаю: как же от всего этого избавиться? Впрочем, вот и избавление: анкету ведь надо заполнить! А там графы разные. Почему не комсомолец, почему не коммунист? Ах, верующий, псаломщиком был. Очень хорошо, мы вызовем вас в другой раз… А я думаю: как же, вызовете!
– И все же, дорогой отец Михаил, не обидно ли, столько выстрадав, не получить ничего?
Отец Михаил загадочно улыбнулся и, обращаясь куда-то вглубь квартиры, воскликнул; «Ируся, а покажи-ка мой пиджак, пожалуйста!». И девушка, одна из тридцати внучек и внуков батюшки, внесла в комнату звенящий от золота боевых наград пиджак.
– Через год после войны совершенно случайно встретился я со своим командиром роты. Обнялись, поцеловались. «А где твои ордена?» – спрашивает. «Да нет их, – говорю, – я же как бы не воевал…». В общем, он пошел куда следует, кулаком стукнул, «нажал» – и в результате через год после войны я получил все свои награды.
Исповедь
Рассматриваем фронтовой фотоальбом отца Михаила. Молодые красивые лица его боевых друзей. И сам он, статный и везде улыбающийся. Вдруг среди тускловатых снимков промелькнула газетная вырезка, а на ней фронтовая фотография: в разрушенном зале над роялем, неизвестно как уцелевшем, склонился солдат.
– Эта вырезка напомнила мне меня самого. Иногда даже кажется, что за этим роялем я и есть.
Помню, наша часть стояла в резерве, и мы зашли в один немецкий дом. Все там было вверх дном, а в углу стояло пианино. Совершенно целехонькое. А я ведь человек музыкальный, практически на всех инструментах играю. Сел я за него и сыграл. «Покаяние» Веделя. Было так странно: война, смерть – и эта божественная музыка в чужой стране.
Тогда я сказал себе: «Господи, я не прошу у Тебя ничего. Не прошу, чтобы меня не ранило, не прошу, чтобы меня не убило. А прошу единственное: дай мне быть с Тобой! Или здесь, на земле, или там, на небе. Как Ты хочешь».
Я понял, что тело зависит от Бога, а душа еще и от меня. Поэтому стремиться надо, всеми силами стремиться, чтобы душа моя была не подлая. Чтобы в сражении со злом она победила.
Нет, я не за Сталина воевал. Я воевал за Русь Православную.
С протоиереем Михаилом Бойко
беседовал Валерий Майкут
23 / 02 / 2009
Спасибо! На одном дыхании прочла!
Choroshaya
Семья:
Егор сын
Возраст: 15 лет 7 месяцев 7 дней
Учится: Еще не учимся
Choroshaya
|
Имя: Choroshaya Группа: VIP пользователь Сообщений: 2242 Регистрация: 21.10.2009 Заходил(а): 28.11.2014 |
Город: Николаев Район: Центральный |
Choroshaya
VIP пользователь
10 мая 2010
Настоятель Видонской церкви в Уторгошском районе отец Мефодий (Белов) сумел на оккупированной территории собрать пожертвования в фонд обороны страны. Денежные средства и ценности самолетом переправили в Москву. Кроме того, отец Мефодий занимался разведкой: добывал необходимые партизанам сведения. Фашисты выследили священника на станции Дно во время очередного наблюдения за передвижением немецких войск и замучили в гестапо.
Отец Федор (Пузанов), настоятель Борковской церкви, находившейся в Солецком районе Ленинградской области, после того как немцы сожгли храм, пришел в партизанский полк Чебыкина и потребовал оружие. Ему выдали трофейный автомат и четыре гранаты. Воевал отец Федор храбро и умело, и был удостоен правительственных наград.
Сотни священнослужителей, включая тех, кому удалось вернуться к 1941 г. на свободу, отбыв срок в лагерях, тюрьмах и ссылках, были призваны в ряды действующей Красной армии, стали танкистами, пехотинцами, артиллеристами, многие из них впоследствии были награждены боевыми орденами и медалями, отмечены благодарностями командования. Покойный ныне патриарх Пимен в то время, когда началась война, был иеромонахом и отбывал ссылку в Средней Азии. Он пошел на фронт, уже будучи иеромонахом. Во время войны полк, где воевал будущий патриарх, попал в окружение и в такое кольцо огня, что люди были обречены. В полку знали, что среди солдат есть иеромонах, и, не боясь уже ничего, кроме смерти, бухнулись в ноги: "Батя, молись. Куда нам идти? " У иеромонаха была потаенно запрятанная икона Божией Матери, и теперь под огнем он слезно молился пред Ней. И сжалилась Пречистая над гибнущим воинством – все увидели, как ожила вдруг икона, и Божья Матерь протянула руку, указав путь на прорыв. Полк спасся. Начав свой боевой путь заместителем командира роты, будущий патриарх дослужился до звания майора, пока, наконец, не обнаружили, кто он такой на самом деле. За этим последовали скандал, изгнание из армии и последующее заключение. После войны отец Пимен вернулся к пастырской деятельности, он был назначен настоятелем Благовещенского собора в г. Муроме.
Отец Федор (Пузанов), настоятель Борковской церкви, находившейся в Солецком районе Ленинградской области, после того как немцы сожгли храм, пришел в партизанский полк Чебыкина и потребовал оружие. Ему выдали трофейный автомат и четыре гранаты. Воевал отец Федор храбро и умело, и был удостоен правительственных наград.
Сотни священнослужителей, включая тех, кому удалось вернуться к 1941 г. на свободу, отбыв срок в лагерях, тюрьмах и ссылках, были призваны в ряды действующей Красной армии, стали танкистами, пехотинцами, артиллеристами, многие из них впоследствии были награждены боевыми орденами и медалями, отмечены благодарностями командования. Покойный ныне патриарх Пимен в то время, когда началась война, был иеромонахом и отбывал ссылку в Средней Азии. Он пошел на фронт, уже будучи иеромонахом. Во время войны полк, где воевал будущий патриарх, попал в окружение и в такое кольцо огня, что люди были обречены. В полку знали, что среди солдат есть иеромонах, и, не боясь уже ничего, кроме смерти, бухнулись в ноги: "Батя, молись. Куда нам идти? " У иеромонаха была потаенно запрятанная икона Божией Матери, и теперь под огнем он слезно молился пред Ней. И сжалилась Пречистая над гибнущим воинством – все увидели, как ожила вдруг икона, и Божья Матерь протянула руку, указав путь на прорыв. Полк спасся. Начав свой боевой путь заместителем командира роты, будущий патриарх дослужился до звания майора, пока, наконец, не обнаружили, кто он такой на самом деле. За этим последовали скандал, изгнание из армии и последующее заключение. После войны отец Пимен вернулся к пастырской деятельности, он был назначен настоятелем Благовещенского собора в г. Муроме.
Choroshaya
Семья:
Егор сын
Возраст: 15 лет 7 месяцев 7 дней
Учится: Еще не учимся
Choroshaya
|
Имя: Choroshaya Группа: VIP пользователь Сообщений: 2242 Регистрация: 21.10.2009 Заходил(а): 28.11.2014 |
Город: Николаев Район: Центральный |
Choroshaya
VIP пользователь
11 мая 2010
Горящая лампада помогла мне выжить
Чем для меня была ленинградская блокада? Я жила одна, потому что мой супруг находился в ссылке в Калинине. Я ездила к нему раз в месяц, но с началом войны вырваться из Ленинграда становилось все труднее. Он работал корректором в одном издательстве, но когда пришли немцы, работы не стало, а я отсюда уже ничем не могла ему помочь — переводы не доходили... Лишь много времени спустя я узнала, что он умер от голода, одинокий, больной, всеми брошенный старик.
Я преподавала в школе. Да, был паек, вы знаете, какой. Об этом писали много. Были и голод, и стужа, и смерть кругом, нехватка воды... Все это обдает незабытым ужасом при всяком воспоминании. Много страшного было вокруг, но мне запомнились два эпизода. Один — зловещий, другой, наоборот, бодрящий, укрепивший во мне надежду на Бога, которая, могу с чистой совестью засвидетельствовать, меня никогда не покидала.
Случай первый. Это было в начале блокады. Я ехала на трамвае (еще ходили трамваи). Вдруг остановка. Ждем отправления — вагон стоит. Вагоновожатая постучала пальцем в окно кабины, показывая на какую-то помеху на пути. Пассажиры, и я в том числе, вышли наружу и увидели жуткое зрелище: полчище крыс направлялось из города. Количество их не поддавалось исчислению, оно было огромно. Впереди шел вожак — седая, исполинская, жирная и страшная крыса. Она выводила своих сородичей из осажденного города, где даже этим всеядным и мелким зверькам не выжить. Все с молчаливым страхом смотрели вслед исходящим грызунам и наверняка вспоминали пословицу о тонущем корабле, с которого эти твари первыми бегут, а мы вынуждены остаться.
Другой случай произошел сразу после мощного обстрела, заставшего меня на пути с работы домой. Тревогу я переждала в бомбоубежище и, когда по радио объявили отбой, заспешила к себе. Мое внимание привлек большой пятиэтажный дом, стоявший ранее за два квартала от меня.
После сегодняшнего обстрела от него остались одни развалины. Только угол здания уцелел. На одном из этажей в этом самом углу угадывались остатки жилой комнаты: торчали обломки половых досок, куски штукатурки, висевшие на прутьях дранки и... нечто совершенно невероятное: небольшая икона Божией Матери в серебряном окладе с горящей перед ней лампадой! Все здание рассыпалось, а лампада даже не погасла! И я, и немногочисленные прохожие глядели на это чудо в немом изумлении и каком-то мистическом восторге: это был явный знак милости Божией к нам — осажденным, во всяком случае, я восприняла его таким образом. Эта горящая лампада помогла мне выжить.
Источник: Год на сельском приходе. Протоиерей Савва Михалевич. М.: Издательство "Благо", 2004.
Чем для меня была ленинградская блокада? Я жила одна, потому что мой супруг находился в ссылке в Калинине. Я ездила к нему раз в месяц, но с началом войны вырваться из Ленинграда становилось все труднее. Он работал корректором в одном издательстве, но когда пришли немцы, работы не стало, а я отсюда уже ничем не могла ему помочь — переводы не доходили... Лишь много времени спустя я узнала, что он умер от голода, одинокий, больной, всеми брошенный старик.
Я преподавала в школе. Да, был паек, вы знаете, какой. Об этом писали много. Были и голод, и стужа, и смерть кругом, нехватка воды... Все это обдает незабытым ужасом при всяком воспоминании. Много страшного было вокруг, но мне запомнились два эпизода. Один — зловещий, другой, наоборот, бодрящий, укрепивший во мне надежду на Бога, которая, могу с чистой совестью засвидетельствовать, меня никогда не покидала.
Случай первый. Это было в начале блокады. Я ехала на трамвае (еще ходили трамваи). Вдруг остановка. Ждем отправления — вагон стоит. Вагоновожатая постучала пальцем в окно кабины, показывая на какую-то помеху на пути. Пассажиры, и я в том числе, вышли наружу и увидели жуткое зрелище: полчище крыс направлялось из города. Количество их не поддавалось исчислению, оно было огромно. Впереди шел вожак — седая, исполинская, жирная и страшная крыса. Она выводила своих сородичей из осажденного города, где даже этим всеядным и мелким зверькам не выжить. Все с молчаливым страхом смотрели вслед исходящим грызунам и наверняка вспоминали пословицу о тонущем корабле, с которого эти твари первыми бегут, а мы вынуждены остаться.
Другой случай произошел сразу после мощного обстрела, заставшего меня на пути с работы домой. Тревогу я переждала в бомбоубежище и, когда по радио объявили отбой, заспешила к себе. Мое внимание привлек большой пятиэтажный дом, стоявший ранее за два квартала от меня.
После сегодняшнего обстрела от него остались одни развалины. Только угол здания уцелел. На одном из этажей в этом самом углу угадывались остатки жилой комнаты: торчали обломки половых досок, куски штукатурки, висевшие на прутьях дранки и... нечто совершенно невероятное: небольшая икона Божией Матери в серебряном окладе с горящей перед ней лампадой! Все здание рассыпалось, а лампада даже не погасла! И я, и немногочисленные прохожие глядели на это чудо в немом изумлении и каком-то мистическом восторге: это был явный знак милости Божией к нам — осажденным, во всяком случае, я восприняла его таким образом. Эта горящая лампада помогла мне выжить.
Источник: Год на сельском приходе. Протоиерей Савва Михалевич. М.: Издательство "Благо", 2004.
Choroshaya
Семья:
Егор сын
Возраст: 15 лет 7 месяцев 7 дней
Учится: Еще не учимся
Choroshaya
|
Имя: Choroshaya Группа: VIP пользователь Сообщений: 2242 Регистрация: 21.10.2009 Заходил(а): 28.11.2014 |
Город: Николаев Район: Центральный |
Choroshaya
VIP пользователь
11 мая 2010
Испытания на Родине. Протоиерей Владимир Душук
Владимир Давидович (Душук) родился в 1904 году в г. Холм Люблинской губернии в семье заместителя директора духовного училища. Ребенок рос слабым, часто болел. Однажды заболел крупозным воспалением легких с неизбежным тогда смертельным исходом. Младенец выжил и со временем был определен в Холмское духовное училище, где работал его отец. После окончания Холмского духовного училища Владимир Душук поступил в Кременецкую Духовную Семинарию, которую окончил в 1928 году. В том же году он поступил в Варшавский университет на теологический факультет.
Во время учебы Владимир Душук познакомился с митрополитом Антонием (Храповицким), личность которого оказала на него большое влияние. Магистерская диссертация Владимира Душука была посвящена исследованию деятельности митрополита Антония. Вскоре Владимир Душук женился на сестре сокурсника Ирине Александровне Сакович, дочери священника о.Александра Саковича.
Митрополит Варшавский и всея Польши Дионисий рукоположил Владимира Душука во диаконы. В 1935 году он становится иереем и начинает служить в местечке Кореличи под Новогрудком (Белоруссия). За деяниями о. Владимира следила польская политическая полиция, которая собирала о нем материалы, готовя почву для его ареста и заключения в Березе-Картузскую политическую тюрьму. Но этому помешали события сентября 1939 года, когда часть Западной Украины и Белоруссии отошли к СССР, и в эти земли пришла Красная Армия. Летом 1941 года храм, где служил о.Владимир, собирались закрыть, а его вместе с семьей хотели сослать в Сибирь.
Нападение Германии на СССР помешало исполнению этого приговора. В период отступления Красной Армии матушка Ирина круглосуточно выпекала хлеб и раздавала его солдатам. О.Владимир опекал лишенных средств к существованию и изгнанных из прихода священника Будзиловича с матушкой, обеспечивал их жильем и питанием вплоть до их смерти в 1943 году.
После прихода немцев в 1941 году арестовали активистов-комсомольцев, но о. Владимир спас их от расстрела, а спустя сутки, и его самого арестовали. По ходатайству местных интеллигентов перед комендантом он был отпущен. Вскоре пришли активисты с благодарностью за спасение и сознались, что пять раз приходили убить священника, но всегда что-то мешало сделать это втайне. На это о. Владимир ответил, что пастырь должен прощать и защищать заблудших овец, а не отправлять "на заклание".
Еще раз его арестовали после того, как немцы в церкви не нашли колоколов, которые они намеревались забрать на переплавку для нужд Вермахта. А о.Владимир с доверенными людьми снял колокола, закопал их в лесу, как только стало известно о намечаемой акции. Вместо колоколов повесили железные детали. И на этот раз добрые люди помогли выйти о. Владимиру на свободу. После бегства немцев колокола заняли свое место в храме.
В период оккупации богослужения разрешались только в светлое время суток. На проповедях в церкви о.Владимир требовал от прихожан не участвовать в грабежах евреев, сгоняемых в гетто. Верующие скрытно собирали продукты и переправляли их узникам в гетто. В одной из таких акций чудом избежал пули полицая-охранника сын о.Владимира.
Для детей, привезенных из прифронтовой зоны, о.Владимир организовал и содержал приют. В 1942 году выпускник Кременецкой Семинарии архиепископ Афанасий, временно управляющий Новогрудско-Барановичской епархией, предложил о.Владимиру быть его помощником, но тот отказался.
После освобождения от немцев в 1944 году стали известны адреса репрессированных родственников и других репрессированных священнослужителей. О.Владимир часто отправлял им посылки и денежные переводы, которые нередко не попадали адресатам. В годы хрущевских гонений на Церковь о. Владимир пережил много трудностей.
Умер о.Владимир осенью 1986 года. Несмотря на то, что последние 24 года о.Владимир не служил в местном храме, похороны покойного были торжественны.
Владимир Давидович (Душук) родился в 1904 году в г. Холм Люблинской губернии в семье заместителя директора духовного училища. Ребенок рос слабым, часто болел. Однажды заболел крупозным воспалением легких с неизбежным тогда смертельным исходом. Младенец выжил и со временем был определен в Холмское духовное училище, где работал его отец. После окончания Холмского духовного училища Владимир Душук поступил в Кременецкую Духовную Семинарию, которую окончил в 1928 году. В том же году он поступил в Варшавский университет на теологический факультет.
Во время учебы Владимир Душук познакомился с митрополитом Антонием (Храповицким), личность которого оказала на него большое влияние. Магистерская диссертация Владимира Душука была посвящена исследованию деятельности митрополита Антония. Вскоре Владимир Душук женился на сестре сокурсника Ирине Александровне Сакович, дочери священника о.Александра Саковича.
Митрополит Варшавский и всея Польши Дионисий рукоположил Владимира Душука во диаконы. В 1935 году он становится иереем и начинает служить в местечке Кореличи под Новогрудком (Белоруссия). За деяниями о. Владимира следила польская политическая полиция, которая собирала о нем материалы, готовя почву для его ареста и заключения в Березе-Картузскую политическую тюрьму. Но этому помешали события сентября 1939 года, когда часть Западной Украины и Белоруссии отошли к СССР, и в эти земли пришла Красная Армия. Летом 1941 года храм, где служил о.Владимир, собирались закрыть, а его вместе с семьей хотели сослать в Сибирь.
Нападение Германии на СССР помешало исполнению этого приговора. В период отступления Красной Армии матушка Ирина круглосуточно выпекала хлеб и раздавала его солдатам. О.Владимир опекал лишенных средств к существованию и изгнанных из прихода священника Будзиловича с матушкой, обеспечивал их жильем и питанием вплоть до их смерти в 1943 году.
После прихода немцев в 1941 году арестовали активистов-комсомольцев, но о. Владимир спас их от расстрела, а спустя сутки, и его самого арестовали. По ходатайству местных интеллигентов перед комендантом он был отпущен. Вскоре пришли активисты с благодарностью за спасение и сознались, что пять раз приходили убить священника, но всегда что-то мешало сделать это втайне. На это о. Владимир ответил, что пастырь должен прощать и защищать заблудших овец, а не отправлять "на заклание".
Еще раз его арестовали после того, как немцы в церкви не нашли колоколов, которые они намеревались забрать на переплавку для нужд Вермахта. А о.Владимир с доверенными людьми снял колокола, закопал их в лесу, как только стало известно о намечаемой акции. Вместо колоколов повесили железные детали. И на этот раз добрые люди помогли выйти о. Владимиру на свободу. После бегства немцев колокола заняли свое место в храме.
В период оккупации богослужения разрешались только в светлое время суток. На проповедях в церкви о.Владимир требовал от прихожан не участвовать в грабежах евреев, сгоняемых в гетто. Верующие скрытно собирали продукты и переправляли их узникам в гетто. В одной из таких акций чудом избежал пули полицая-охранника сын о.Владимира.
Для детей, привезенных из прифронтовой зоны, о.Владимир организовал и содержал приют. В 1942 году выпускник Кременецкой Семинарии архиепископ Афанасий, временно управляющий Новогрудско-Барановичской епархией, предложил о.Владимиру быть его помощником, но тот отказался.
После освобождения от немцев в 1944 году стали известны адреса репрессированных родственников и других репрессированных священнослужителей. О.Владимир часто отправлял им посылки и денежные переводы, которые нередко не попадали адресатам. В годы хрущевских гонений на Церковь о. Владимир пережил много трудностей.
Умер о.Владимир осенью 1986 года. Несмотря на то, что последние 24 года о.Владимир не служил в местном храме, похороны покойного были торжественны.
Choroshaya
Семья:
Егор сын
Возраст: 15 лет 7 месяцев 7 дней
Учится: Еще не учимся
Choroshaya
|
Имя: Choroshaya Группа: VIP пользователь Сообщений: 2242 Регистрация: 21.10.2009 Заходил(а): 28.11.2014 |
Город: Николаев Район: Центральный |
Choroshaya
VIP пользователь
11 мая 2010 Священники-ветераны Великой Отечественной войны
Choroshaya
Семья:
Егор сын
Возраст: 15 лет 7 месяцев 7 дней
Учится: Еще не учимся
Choroshaya
|
Имя: Choroshaya Группа: VIP пользователь Сообщений: 2242 Регистрация: 21.10.2009 Заходил(а): 28.11.2014 |
Город: Николаев Район: Центральный |
Choroshaya
VIP пользователь
11 мая 2010 Православным священникам во время войны вручают государственные награды.
Choroshaya
Семья:
Егор сын
Возраст: 15 лет 7 месяцев 7 дней
Учится: Еще не учимся
Choroshaya
|
Имя: Choroshaya Группа: VIP пользователь Сообщений: 2242 Регистрация: 21.10.2009 Заходил(а): 28.11.2014 |
Город: Николаев Район: Центральный |
Choroshaya
VIP пользователь
11 мая 2010
МОЛЕБЕН У СТЕН КЕНИГСБЕРГА
Весной 1945 года война приближалась к завершению, но враг упорно и умело сопротивлялся нашим войскам, неумолимо двигавшимся на запад. Одно из самых ожесточенных сражений этого периода войны развернулось в районе города-крепости Кенигсберга. Наши войска несли значительные потери. 21 февраля начальник Генерального штаба А. М. Василевский был направлен Сталиным в Прибалтику и вступил в командование 3-м Белорусским фронтом. 16 марта он направил Верховному Главнокомандующему донесение с планом операции по разгрому кенигсбергской группировки. Планировалось три этапа: прорыв оборонительной полосы, развитие прорыва, штурм и овладение Кенигсбергом. Свидетельствуют очевидцы происшедшего уникального эпизода. Офицер, бывший в центре событий, вспоминал: «Вдруг видим: приехал командующий фронтом, много офицеров и с ними священники с иконой. Многие стали шутить: «Вот, попов привезли, сейчас они нам помогут...» Но командующий быстро прекратил всякие шутки, приказал всем построиться, снять головные уборы. Священники отслужили молебен и пошли с иконой к передовой. Мы с недоумением смотрели: куда они идут во весь рост? Их же всех перебьют!»
Тут мы прервем изложение рассказа офицера и обратимся к свидетельству другого очевидца описываемых событий — Василия Григорьевича Казанина, начавшего войну еще в 1941 году в сражении под Смоленском. Затем он был в составе частей, наступавших на Великие Луки. Неоднократно ходил в разведку. Пять раз был ранен. Одна из пуль прошила его тело насквозь, в нескольких сантиметрах ниже сердца. Участвуя в штурме Кенигсберга в апреле 1945 года, он видел, как священнослужители вынесли Казанскую икону Божией Матери, отслужили молебен и пошли во весь рост к передовой.
После войны Василий Григорьевич был пострижен в монахи в Псково-Печерском монастыре, где многие насельники неоднократно слышали его рассказ о фронтовом молебне у стен Кенигсберга. В 1997 году раб Божий Василий (в монашестве Иринарх) мирно почил в этой святой обители.
Прислушаемся к рассказу другого участника штурма Кенигсберга Николая Бугаенко: «7 апреля, на Благовещение, мы ждали боя. Вдруг видим: вдоль линии фронта движется крестный ход — впереди православные священники несут Казанскую икону Божией Матери.
За ними — вереница людей с иконами, крестами и хоругвями в руках. Это было так неожиданно! Как будто и нет войны — никто не стреляет, ясно различимы слова молитв, песнопений... А дальше произошло нечто совсем невероятное. Фашисты вдруг... побросали оружие (орудия их тоже замолкли) и с криком «Мадонна!» побежали прочь.
С громовым «Ура!» мы бросились за ними. Без единого выстрела взяли тот участок фронта...».
По свидетельству офицера, с чьих слов мы начали рассказ, пленные немцы рассказывали: «Перед самым русским штурмом в небе появилась Мадонна (так они называют Богородицу) <...>. Во время этого явления немцы падали на колени и многие поняли, в чем здесь дело и Кто помогает русским!».
Видела молебен священников под Кенигсбергом и матушка София, ныне монастырский цветовод-озеленитель Раифского монастыря. От Москвы до Берлина прошла она, сражаясь за родную землю. Приезжая в Раифский монастырь, писатели и журналисты часто обращаются к наместнику архимандриту Всеволоду (Захарову) с просьбой благословить на беседу с матушкой Софией. У нее часто берут интервью. И чаще всего спрашивают, страшно ли было на войне? До войны она жила до семи лет в Алексеевском районе Татарии, а затем в городе Зеленодольске недалеко от Казани. Екатерина Михайловна Ошарина (так звали в миру матушку Софию) после окончания десятилетки поехала поступать в Москву в Тимирязевскую сельскохозяйственную академию. Поступила... Но необходимого для иногородней места в общежитии не нашлось. А тут как раз объявились вербовщики из других вузов — из Казахстана и Белоруссии. Екатерина предпочла Алма-Ату — город, утопавший в зелени и цветах.
Рассказывает матушка София: «Когда началась Великая Отечественная, я окончила четыре курса плодоовощного факультета Алма-Атинского сельхозинститута по специальности цветоводство. Нас с первого курса уже к войне готовили: кого на медсестру, кого на радиста... Я попала в радисты. Был абсолютный слух. Перед отправкой на фронт мы еще месяц учились на стрелков-радистов. Но у меня всего двенадцать вылетов было — большинство же фронтовых дорог пройдено по земле. В начале 1942 года наша часть попала в район под Москвой.
Работали больше по ночам, по шесть — восемь часов. В эфире — тысячи радиостанций, и среди всего этого надо найти голос своей. Ошибешься — и все... Немцы пеленговали и старались уничтожить радистов. Поэтому станции чаще в лесу останавливались. И их надо было охранять. Стоишь, лес шумит вокруг. Как посторонний шум — кричишь: «Стой, кто идет!» А никого нет, никто не отвечает, и только ждешь: вот сейчас-сейчас — раз ножом сзади! Что, не страшно? Еще как!
И только про себя все время: «Господи, спаси, Господи, помоги, Господи, сохрани...» Крестики на груди носили». Последние ее слова понятны — Екатерина была из глубоко верующей татарской семьи кряшенов. Отец был регентом церковного хора, трое тетушек — монахини в Казани. Матушка продолжает свой рассказ: «А церквей за всю войну нигде, кроме как в Орле, не встречали. В деревнях они все сожженные были. Орел никогда не забуду: большой храм на горе. Внизу вокзал, весь разбитый, вокруг все в руинах, а церковь уцелела. Помню и батюшку: небольшого роста, с необыкновенными, какими-то лучистыми глазами... Мы постояли, помолились, как могли, — за месяцы военного бытия уж все позабыли. А больше нигде церквей не встречали.
...А что было, когда через Днепр переправлялись! В Могилеве после переправы, кругом трупы — идти было невозможно, их тысячи лежат... вот, вот, здесь! Кто-то еще жив, хватает тебя снизу, с земли, — «сестричка, помоги!». А ты с радиостанцией, надо быстрее вперед, связь налаживать. А они там так и остались, без помощи... В нашем подразделении из двадцати пяти человек выжили только двое. Вспоминать тяжело.
...Помню Кенигсберг. Мы относились ко Второму Белорусскому фронту которым командовал маршал Константин Константинович Рокоссовский. Но наше подразделение — 13-й РАБ (район авиационного базирования) находилось вместе с войсками Прибалтийского фронта недалеко от места боев за Кенигсберг. Очень трудно он давался. Мощные укрепления, связанные подземкой, большие силы немцев, каждый дом — крепость. Сколько наших солдат погибло!.. Взяли Кенигсберг с Божией помощью. Я сама видела, хотя наблюдала с некоторого отдаления. Собрались монахи, батюшки, человек сто или больше. Встали в облачениях с хоругвями и иконами. Вынесли Казанскую икону Божией Матери... А вокруг бой идет, солдаты посмеиваются: “Ну, батюшки пошли, теперь дело будет!” И только монахи запели — стихло все. Стрельбу как отрезало. Наши опомнились, за какие-то четверть часа прорвались... Когда у пленного немца спросили, почему они бросили стрелять, он ответил: «Оружие отказало». Один знакомый офицер сказал мне тогда, что до молебна перед войсками священники молились и постились неделю».
Видел священников, неожиданно оказавшихся на передовых позициях наших войск под Кенигсбергом, и Николай Алексеевич Бутырин, прошедший всю войну с первого дня, до последнего. Во время этого сражения он был водителем танка в 153-м автополку. В смотровую щель он внезапно узрел невесть откуда взявшихся «попов». По танковым экипажам тут же пронеслось: «Попы приехали!» За долгие годы безверия и тяжкую годину войны Николай запамятовал все когда-то знакомые ему с детства молитвы. Он схватился рукой за нательный крестик и крепко прижал его к груди. Обзор не позволял ему видеть дальнейшие действия священников. Тем не менее, воспоминание это так крепко запечатлелось в его памяти, что он до самой своей кончины неоднократно рассказывал о нем в кругу семьи. У родителей Николая было девять детей, он был третьим. Как и отец, Николай был рабочим человеком, мастером на все руки, в том числе и по сапожной части — его отец шил обувь до революции для Московского губернатора. В партии никогда не состоял.
Воспоминание о молебне под Кенигсбергом надолго сохранилось в памяти многих ветеранов той битвы. Рассказывает священник Александр Лобан — настоятель храма святых первоверховных апостолов Петра и Павла в рабочем поселке Лог Волгоградской епархии: «Служил я несколько лет назад в одном из приходов Курской епархии, в поселке Белая Слобода. В нашем райцентре во время войны дислоцировалась одна из дивизий, ветераны которой и сейчас приезжают на места боев, чтобы вспомнить те героические годы. Я был приглашен на очередную их встречу в местном клубе, где рассказал о том, что раньше никогда не писали в газетах — о прозрении и обращении народа к Богу во время войны. Вспомнил и о молебне у стен Кенигсберга.
В приведенных выше воспоминаниях говорится о том, что Божию Матерь видели оборонявшие Кенигсберг немцы. Сохранилось воспоминание и нашего офицера, видевшего чудо в небе во время штурма города-крепости.
Вадим Васильев, работавший многие годы художником комбинированных съемок детских и юношеских фильмов на киностудии имени Горького в Москве, рассказывал: «На передовую я попал в 1941 году в Подмосковье.
Всю войну был истребителем танков. Дослужился до звания капитана. Под Кенигсбергом плотность нашего огня была высочайшая. Снаряды летали над нами, а мы сидели в окопе. Я поднял голову и, вдруг, увидел, как облака раскрылись, и на небе появился образ Пресвятой Богородицы. Сразу подумал, — наверное, мама за меня молится. Она была верующая, а я — комсомолец. Стал оглядываться по сторонам на своих бойцов. И понял, что видел Ее только я.
Потом к нашим позициям вышли немецкие парламентеры с белым флагом. Говорят: «Примите нас в плен». Видим за ними много немцев — полк или даже больше. А нас всего пятеро, и мы растерялись поначалу, но велели им бросить оружие.
После войны долго искал икону с таким ликом Божией Матери. Наконец, приехав как-то в Почаевский монастырь, выяснил — мне была явлена Почаевская икона Божией Матери. Попросил у игумена разрешения, и он благословил меня несколько дней побыть в монастыре».
А.И. Фарберов
Весной 1945 года война приближалась к завершению, но враг упорно и умело сопротивлялся нашим войскам, неумолимо двигавшимся на запад. Одно из самых ожесточенных сражений этого периода войны развернулось в районе города-крепости Кенигсберга. Наши войска несли значительные потери. 21 февраля начальник Генерального штаба А. М. Василевский был направлен Сталиным в Прибалтику и вступил в командование 3-м Белорусским фронтом. 16 марта он направил Верховному Главнокомандующему донесение с планом операции по разгрому кенигсбергской группировки. Планировалось три этапа: прорыв оборонительной полосы, развитие прорыва, штурм и овладение Кенигсбергом. Свидетельствуют очевидцы происшедшего уникального эпизода. Офицер, бывший в центре событий, вспоминал: «Вдруг видим: приехал командующий фронтом, много офицеров и с ними священники с иконой. Многие стали шутить: «Вот, попов привезли, сейчас они нам помогут...» Но командующий быстро прекратил всякие шутки, приказал всем построиться, снять головные уборы. Священники отслужили молебен и пошли с иконой к передовой. Мы с недоумением смотрели: куда они идут во весь рост? Их же всех перебьют!»
Тут мы прервем изложение рассказа офицера и обратимся к свидетельству другого очевидца описываемых событий — Василия Григорьевича Казанина, начавшего войну еще в 1941 году в сражении под Смоленском. Затем он был в составе частей, наступавших на Великие Луки. Неоднократно ходил в разведку. Пять раз был ранен. Одна из пуль прошила его тело насквозь, в нескольких сантиметрах ниже сердца. Участвуя в штурме Кенигсберга в апреле 1945 года, он видел, как священнослужители вынесли Казанскую икону Божией Матери, отслужили молебен и пошли во весь рост к передовой.
После войны Василий Григорьевич был пострижен в монахи в Псково-Печерском монастыре, где многие насельники неоднократно слышали его рассказ о фронтовом молебне у стен Кенигсберга. В 1997 году раб Божий Василий (в монашестве Иринарх) мирно почил в этой святой обители.
Прислушаемся к рассказу другого участника штурма Кенигсберга Николая Бугаенко: «7 апреля, на Благовещение, мы ждали боя. Вдруг видим: вдоль линии фронта движется крестный ход — впереди православные священники несут Казанскую икону Божией Матери.
За ними — вереница людей с иконами, крестами и хоругвями в руках. Это было так неожиданно! Как будто и нет войны — никто не стреляет, ясно различимы слова молитв, песнопений... А дальше произошло нечто совсем невероятное. Фашисты вдруг... побросали оружие (орудия их тоже замолкли) и с криком «Мадонна!» побежали прочь.
С громовым «Ура!» мы бросились за ними. Без единого выстрела взяли тот участок фронта...».
По свидетельству офицера, с чьих слов мы начали рассказ, пленные немцы рассказывали: «Перед самым русским штурмом в небе появилась Мадонна (так они называют Богородицу) <...>. Во время этого явления немцы падали на колени и многие поняли, в чем здесь дело и Кто помогает русским!».
Видела молебен священников под Кенигсбергом и матушка София, ныне монастырский цветовод-озеленитель Раифского монастыря. От Москвы до Берлина прошла она, сражаясь за родную землю. Приезжая в Раифский монастырь, писатели и журналисты часто обращаются к наместнику архимандриту Всеволоду (Захарову) с просьбой благословить на беседу с матушкой Софией. У нее часто берут интервью. И чаще всего спрашивают, страшно ли было на войне? До войны она жила до семи лет в Алексеевском районе Татарии, а затем в городе Зеленодольске недалеко от Казани. Екатерина Михайловна Ошарина (так звали в миру матушку Софию) после окончания десятилетки поехала поступать в Москву в Тимирязевскую сельскохозяйственную академию. Поступила... Но необходимого для иногородней места в общежитии не нашлось. А тут как раз объявились вербовщики из других вузов — из Казахстана и Белоруссии. Екатерина предпочла Алма-Ату — город, утопавший в зелени и цветах.
Рассказывает матушка София: «Когда началась Великая Отечественная, я окончила четыре курса плодоовощного факультета Алма-Атинского сельхозинститута по специальности цветоводство. Нас с первого курса уже к войне готовили: кого на медсестру, кого на радиста... Я попала в радисты. Был абсолютный слух. Перед отправкой на фронт мы еще месяц учились на стрелков-радистов. Но у меня всего двенадцать вылетов было — большинство же фронтовых дорог пройдено по земле. В начале 1942 года наша часть попала в район под Москвой.
Работали больше по ночам, по шесть — восемь часов. В эфире — тысячи радиостанций, и среди всего этого надо найти голос своей. Ошибешься — и все... Немцы пеленговали и старались уничтожить радистов. Поэтому станции чаще в лесу останавливались. И их надо было охранять. Стоишь, лес шумит вокруг. Как посторонний шум — кричишь: «Стой, кто идет!» А никого нет, никто не отвечает, и только ждешь: вот сейчас-сейчас — раз ножом сзади! Что, не страшно? Еще как!
И только про себя все время: «Господи, спаси, Господи, помоги, Господи, сохрани...» Крестики на груди носили». Последние ее слова понятны — Екатерина была из глубоко верующей татарской семьи кряшенов. Отец был регентом церковного хора, трое тетушек — монахини в Казани. Матушка продолжает свой рассказ: «А церквей за всю войну нигде, кроме как в Орле, не встречали. В деревнях они все сожженные были. Орел никогда не забуду: большой храм на горе. Внизу вокзал, весь разбитый, вокруг все в руинах, а церковь уцелела. Помню и батюшку: небольшого роста, с необыкновенными, какими-то лучистыми глазами... Мы постояли, помолились, как могли, — за месяцы военного бытия уж все позабыли. А больше нигде церквей не встречали.
...А что было, когда через Днепр переправлялись! В Могилеве после переправы, кругом трупы — идти было невозможно, их тысячи лежат... вот, вот, здесь! Кто-то еще жив, хватает тебя снизу, с земли, — «сестричка, помоги!». А ты с радиостанцией, надо быстрее вперед, связь налаживать. А они там так и остались, без помощи... В нашем подразделении из двадцати пяти человек выжили только двое. Вспоминать тяжело.
...Помню Кенигсберг. Мы относились ко Второму Белорусскому фронту которым командовал маршал Константин Константинович Рокоссовский. Но наше подразделение — 13-й РАБ (район авиационного базирования) находилось вместе с войсками Прибалтийского фронта недалеко от места боев за Кенигсберг. Очень трудно он давался. Мощные укрепления, связанные подземкой, большие силы немцев, каждый дом — крепость. Сколько наших солдат погибло!.. Взяли Кенигсберг с Божией помощью. Я сама видела, хотя наблюдала с некоторого отдаления. Собрались монахи, батюшки, человек сто или больше. Встали в облачениях с хоругвями и иконами. Вынесли Казанскую икону Божией Матери... А вокруг бой идет, солдаты посмеиваются: “Ну, батюшки пошли, теперь дело будет!” И только монахи запели — стихло все. Стрельбу как отрезало. Наши опомнились, за какие-то четверть часа прорвались... Когда у пленного немца спросили, почему они бросили стрелять, он ответил: «Оружие отказало». Один знакомый офицер сказал мне тогда, что до молебна перед войсками священники молились и постились неделю».
Видел священников, неожиданно оказавшихся на передовых позициях наших войск под Кенигсбергом, и Николай Алексеевич Бутырин, прошедший всю войну с первого дня, до последнего. Во время этого сражения он был водителем танка в 153-м автополку. В смотровую щель он внезапно узрел невесть откуда взявшихся «попов». По танковым экипажам тут же пронеслось: «Попы приехали!» За долгие годы безверия и тяжкую годину войны Николай запамятовал все когда-то знакомые ему с детства молитвы. Он схватился рукой за нательный крестик и крепко прижал его к груди. Обзор не позволял ему видеть дальнейшие действия священников. Тем не менее, воспоминание это так крепко запечатлелось в его памяти, что он до самой своей кончины неоднократно рассказывал о нем в кругу семьи. У родителей Николая было девять детей, он был третьим. Как и отец, Николай был рабочим человеком, мастером на все руки, в том числе и по сапожной части — его отец шил обувь до революции для Московского губернатора. В партии никогда не состоял.
Воспоминание о молебне под Кенигсбергом надолго сохранилось в памяти многих ветеранов той битвы. Рассказывает священник Александр Лобан — настоятель храма святых первоверховных апостолов Петра и Павла в рабочем поселке Лог Волгоградской епархии: «Служил я несколько лет назад в одном из приходов Курской епархии, в поселке Белая Слобода. В нашем райцентре во время войны дислоцировалась одна из дивизий, ветераны которой и сейчас приезжают на места боев, чтобы вспомнить те героические годы. Я был приглашен на очередную их встречу в местном клубе, где рассказал о том, что раньше никогда не писали в газетах — о прозрении и обращении народа к Богу во время войны. Вспомнил и о молебне у стен Кенигсберга.
В приведенных выше воспоминаниях говорится о том, что Божию Матерь видели оборонявшие Кенигсберг немцы. Сохранилось воспоминание и нашего офицера, видевшего чудо в небе во время штурма города-крепости.
Вадим Васильев, работавший многие годы художником комбинированных съемок детских и юношеских фильмов на киностудии имени Горького в Москве, рассказывал: «На передовую я попал в 1941 году в Подмосковье.
Всю войну был истребителем танков. Дослужился до звания капитана. Под Кенигсбергом плотность нашего огня была высочайшая. Снаряды летали над нами, а мы сидели в окопе. Я поднял голову и, вдруг, увидел, как облака раскрылись, и на небе появился образ Пресвятой Богородицы. Сразу подумал, — наверное, мама за меня молится. Она была верующая, а я — комсомолец. Стал оглядываться по сторонам на своих бойцов. И понял, что видел Ее только я.
Потом к нашим позициям вышли немецкие парламентеры с белым флагом. Говорят: «Примите нас в плен». Видим за ними много немцев — полк или даже больше. А нас всего пятеро, и мы растерялись поначалу, но велели им бросить оружие.
После войны долго искал икону с таким ликом Божией Матери. Наконец, приехав как-то в Почаевский монастырь, выяснил — мне была явлена Почаевская икона Божией Матери. Попросил у игумена разрешения, и он благословил меня несколько дней побыть в монастыре».
А.И. Фарберов
Просматривают эту тему:
Новости
-
01 Февраля
-
24 Декабря
-
08 Декабря
-
31 Августа
-
09 Августа
Последние Статьи
Forum
-
Интернет Магазины на сайте Мама
Создавайте ваши интернет магазины на нашем сайте и получите каталог товаров с возможностью принимать и обрабатывать заказы
-
Акции и скидки в Николаеве
Все акции и скидки в магазинах города Николаева на нашем сайте
-
Отзывы о роддомах и ЖК Николаева
Найдите самые свежие отзывы о всех роддомах, врачах и женских консультациях в Николаеве
Важная информация
Все права защищены, Сообщество Родителей Николаева 2015.
Использование любых материалов, размещенных на сайте, разрешается при условии ссылки на https://www.mama.mk.ua
Напишите нам
Мама в социальных сетях
